Мир никогда не будет изменен, однажды он просто исчезнет.
И я не говорю об излишней тщетности, просто старания бывают
разными.
Черви жрут землю, цветы стремятся к солнцу.
И я не хочу, чтобы все мои жизненные устремления оказались
праздными…

***
Плохо видна дорога,
Пыль летает вокруг:
Идёт ремонт магистрали.

***
Лектор речёт о былом;
Искусство, конечно вечно…
Где-то умер ребёнок.

***
Спешу на ту сторону улицы.
Светофор не пускает вперед.
Мы часто нетерпеливы.

Страдаю, ползу, горжусь, погибаю,
Отвык, не надеюсь, не верю, не знаю…
Лежу, забываю, не слышу, не жду,
Смотрю, озираюсь и… вижу, иду!

Иду, поднимаюсь, ищу, утешаюсь,
Все понял, ответил, Ему доверяюсь!
Рождаюсь, расту, учусь, познаю,
Смиряюсь, надеюсь, верю, люблю!

Устану от алмазных разговоров я,
сорву с себя вуаль попсового величья,
и, словно из-за облачной дали,
послышится песнь не моя, – а птичья!..

Убью я истого мерзавца наконец,
зубами вскрою плоть и раскромсаю тушу…
И с жертвенника Истины святой
испустит враг пропитанную ядом душу!

Как без дождя земле
Наверное придет забвенье,
Так сердцу моему без слез твоих
Навеки зябнуть в запустеньи.

И как навеки вместе день и ночь,
Так я всегда с тобою рядом.
Пусть не позволит же великий Бог
Быть разлученными коварным ядом!

Почему я совсем одинок тут?
Иногда, правда, кто-то заходит,
но они говорят:"Кто тут?",
и меня совсем не находят…

Не находят по той же причине,
что нет места мне здесь в этом мире.
Может я раньше был Гуддини,
но вот кто-то что-то напутал…

И простите такую рифму,
я совсем уже полон сегодня.
С альфой я перепутал сигму,
в общем, завтра, а не сегодня…

Я не хочу смеяться, как камень,
Я не хочу говорить, как чума,
Я не хочу оказаться для пули
Частью вылитого свинца.

Я не хочу быть для раны солью,
Для слепого не хочу быть слоном,
Не хочу быть фашистской винтовкой,
Не хочу быть римским крестом.

Но я хочу быть таким, как небо,
Я хочу быть таким, как земля,
Я хочу быть проводником бесконечным
Любви, красоты и тепла.

Я хочу парить так, как голубь,
Я хочу шелестеть, как листва,
Я хочу быть нежною розой,
Что венчает петлицу добра.

Я хочу быть для сердца елеем,
Для больного хочу быть врачом,
Я хочу танцевать на обломках гордыни
И стоять под огромным крестом.

Мои мысли устроят подкоп,
Обойдут город костности трижды,
И проснется тут счастья больной рудокоп
И добудет пятьсот тонн надежды.

Это именно он срубил то дерево,
наточил топор и подошел размеренно.
Это его всегда учили быть палачом и плотником,
это он всегда шагал по жизни самоуверенно.

А ведь он тоже любил смотреть на небеса,
он тоже думал, что добро и зло живут на разных полюсах.
Он тоже любил хорошо поесть и выпить,
и его жизнь была вся в черных и белых полосах.

Собирая обломки того, что зовется мечтой,
он собирал в кучку опилки, выметал их метлой.
Он пытался найти счастье в одном ударе топора,
но удача оказалась благосклонна и взмахнула рукой.

Его глаза были направлены на зло, теперь не это приоритет.
Он хотел бы все изменить, все исправить, но пути уже нет?
Как разжатая пружина его сознанье стремится к Нему,
туда, где он впервые увидел то, что зовется «свет».

Я так бежал, я так старался,
я бился из последних сил!..
Дешевым пивом я разлился,
и целый мир уже не мил…

В моих безумства кладовых
я отыщу единственный предмет отрады,
и ряд фигур меланхоличных восковых
пополнит новая с табличкой "Пал от жажды"…

Город тонет во мне и в глазах,
все глядящих несмело на лето,
что застряло в холодных тисках.
Я не помню, я прячусь все где-то
посреди одиноких домов,
что хранят по призванью графитти,
в переулках, где вырыли ров
отчужденья и лжи. Наши нити
разойдутся ль по разным дворам,
не успеют ли скрыться от стужи?..
Поклониться нелепым богам,
отхлебнуть из чернеющей лужи
иль еще как-нибудь изменить
отражающим солнце и звезды,
нашим окнам заставят ли? Жить
очень хочется…В грязи борозды –
без зазрения совести все
и цветы, и скамейки, поверьте,
переехал на тракторе бес.
А не верите, вот вам – проверьте…

Я не знаю себя… Горизонт,
заслоненный вульгарными крышами,
поражает меня, и хлопот,
все не меньше. Я как бы неслышим…
Меня нет лишь немного – пока
мокрый снег и ночей долгих линия.
Проявлюсь, отпечатаюсь вновь,
лишь увижу глаза, что спасли меня.

На кухне без света
вопрос без ответа:
"Буду ли счастлив,
сердце намаслив?.."

Там, где поезда
и мрачно всегда,
не без страданий
мой зал ожиданий.

Кого я там жду?
О чем я молчу?
Чьего жду прощенья
и одобренья?..

Я здесь в прямоугольнике бетонном,
и свет летит в меня от гулких стен…
Я здесь и я не здесь, я убежал навеки
туда, где ласковый кирпич и вдоволь сладких тем.

Зачем мне все эти дурные разговоры
и шепот пыли, грязных сонных лиц?
Я рад бы истоптать любой цены ботинки,
о лишь бы пасть пред милым взглядом ниц!..

…я не могу писать, я не могу кричать.
Я лишь моргать могу размытыми глазами.
Я же не свой, я вдоль и поперек себя чужой,
И в сердце такой ветер сильный поднял вой.

Что делать, делать, делать?..
Чем думать, думать, думать?..
Больной, хромой, косой, кривой,
Тупой, больной, а все ж с душой.

Мы растворяемся, плывем, летим, краснеем,
Мы падаем без сил и жить уж не умеем.
Сердца все чаще бьются в нас,
Еще немного – все о нас…

Довольно глупости и слез фальшивых,
Довольно мерзости, страстей ревнивых.
Ты так любил красивые цветы.
А жаль… Опасной бритвой пользовался ты.

Мое сердце забилося чаще,
Мое сердце, как призрачный дым…
Я кричу, но я не одинокий,
Я реву, но я не один.

Тень накрыла меня, словно туча,
И печаль мне стала сестрой,
Не такой я, как прежде могучий,
Мой нарушен священный покой.

Умирают и руки, и ноги,
Погибают сознание, мысль,
Прочь уходят все планы, затеи, заботы,
Все сгорает, но я не один.